– И в чем же отличие, если не секрет? – с искренним, казалось бы, любопытством поинтересовался Максимилиан. Я подозрительно оглянулась на него: сомнительно, чтобы князь, которому столько лет, что мне и представить страшно, этого не знал.

Но разговор на постороннюю тему был все же предпочтительнее молчания. В тишине наверняка бы в голову полезли мысли об оставшихся дома подругах, о бедной моей маме… Как она себя чувствовала, когда узнала, что меня увез какой-то шакаи-ар?

И ведь весточку не подашь…

– В чем отличие… Так сразу и не определишь, – начала я задумчиво, стараясь отогнать депрессивные мысли. – Мы, равейны, не используем логичные, но лишь через раз работающие формулы преобразования энергии и не клянчим у богов силу. Все на интуиции – зелья, амулеты, заклинания.

– И часто ошибаетесь, наверное? – спросил он. У меня взыграла расовая гордость – захотелось отстоять равейн перед князем.

Хотя, если задуматься, он на нас и не нападал. Просто задавал вопросы.

– Уж пореже тех же магов. – Я заносчиво вздернула подбородок. – Они магию считают не искусством, а разделом высшей математики, – меня передернуло от отвращения. – Хотя что-то у них получается лучше, некромантия, например, – вынужденно признала я, вспомнив «домашние задания» своего брата-студента. – Наверное, потому, что немного найдется равейн, чья сила – боль и смерть… Но одни только энергетические формулы – это безумно мало и очень неудобно. А что касается колдунов… Посуди сам: клановая система, знания передаются только от отца к сыну, от матери к дочери. Зачахнет род – и все накопленное за столетия пойдет коту под хвост. Правда, изобретение большинства зелий – заслуга колдуний. Если бы не закрытость кланов, они стали бы самой могущественной кастой…

– Интересно, – улыбнулся Максимилиан. – Но мне кажется, что у равейн есть большой недостаток: раз они не пишут научных трактатов, то и сведения о новых заклинаниях и составах так и остаются достоянием одиночек-изобретательниц.

– Вы… то есть ты серьезно спрашиваешь или просто так шутишь? – осторожно поинтересовалась я.

– Скажем так: иногда очень интересно услышать мнение человека, еще не испорченного предрассудками нашего мира, – туманно пояснил князь. Мне это подозрительно напомнило расхожую фразу «Устами младенца глаголет истина».

Этот шакаи-ар то ли развлекался за мой счет, то ли хотел завоевать симпатию таким вот немудреным способом – «заинтересовавшись» моими скудными знаниями.

– Ты… никогда не слышал о «памяти матерей»? Ну… это сложно объяснить. Если равейна инициирована, то она может… войти в транс, что ли, не знаю, как сказать лучше… словом, слиться с личностью своей матери, бабушки и так до первой равейны в роду. Ну так как все мы в той или иной степени связаны узами родства с древнейших времен, то лишь очень немногие не имеют возможности погрузиться в «память матерей». Да и то они могут «породниться» с любой равейной, смешав кровь и назвав подругу сестрой… А там, в «памяти», – океан информации. Все когда-либо произнесенные заклинания, узоры амулетов, способы приготовления зелий, и не только. Можно посоветоваться, если попала в трудное положение, а если кто-то из матерей знал иностранный язык – освоить чужое наречие. Иногда эти знания просыпаются спонтанно. – Я задумчиво потеребила косичку. – Представь себе: за девушкой погнался маньяк, а она вместо того, чтобы визжать и умирать от страха, вдруг хладнокровно вывернула ему руку, вызвала Стражей порядка… и только потом потеряла сознание от шока. Или маленькая девочка, потерявшись в незнакомом городе, вдруг начинает рассуждать и вести себя как взрослая. Слышал ли ты подобные истории?

– Приходилось, – ответил он лаконично.

– Это – тоже обращение к «памяти матерей». Неосознанное, потому не требующее инициации. Правда, пользоваться этим… ресурсом нужно очень осторожно. Ведь память предоставит тебе всего лишь голые знания, но не подскажет, как их правильно истолковать, как использовать…

Мы зашли в какой-то на редкость темный район. Здесь дома были низкими, а окна закрывались ставнями. Те немногие фонари, которые стояли по обочинам, уже давно превратились просто в столбы. Лампы в них были разбиты или выкручены… Я ничего не видела дальше вытянутой руки и постоянно спотыкалась, и если бы не Максимилиан – давно бы уже все ноги переломала.

– Тогда, в лесу… с инквизицией разговаривала ты?

– Обижаешь, – нахмурилась я. Это короткое замечание задело меня гораздо больше, чем должно было. Словно Максимилиан уже решил для себя, что я неспособна на разумные действия.

– Эта память – ваше главное расовое отличие? – Он проигнорировал мою реплику с воистину княжеской непосредственностью. Мне ничего не оставалось, кроме как ответить на его вопрос:

– Главное отличие в том, что мы никогда не используем заемную силу. Только свою. И каждая – по-своему. Но это, наверное, не очень понятное объяснение… – «Да и нужны ли тебе объяснения вообще», – подумала я, но вслух ничего не сказала. – Ты слышал когда-нибудь такую поговорку: «Удачлив, как Младшее дитя Изначального»?

– Конечно, слышал. Это означает что-то вроде «родился в рубашке»? – уточнил князь. – Неужели это о равейнах?

– Младшее дитя Изначального – это и есть равейна, – пояснила я, почти уверившись в том, что Максимилиан просто занимает меня беседой, а не интересуется всерьез. – Равейна по-аллийски.

– А-а, – понятливо кивнул собеседник. – Ravei a’Veina. Что-то такое припоминаю.

Я расплылась в улыбке.

Честно говоря, при звуках аллийской речи меня всегда уносило. Сказывалось, наверно, беззаботное детство, проведенное в Дальних Пределах. Вообще, копаться в этимологии аллийских слов – одно удовольствие. Количество значений у одного и того же корня может достигать нескольких десятков, и смысл их будет лишь отдаленно перекликаться. Аллийский язык – это безграничные возможности для того, кто любит и умеет обращаться со словами.

Я встряхнула головой, отвлекаясь от воспоминаний об уроках аллийского у Дэриэлла.

– Вот-вот. Ravei – «любимец», «младший». Veina – «стихия», нечто изначальное. И еще – вспомни перечень равейновских рангов. Самый известный, конечно, эстиль, третий ранг, потому что так можно обращаться ко всем без исключения равейнам. Получится что-то вроде «госпожа»… Так и переводится с аллийского «es’tiee», собственно. Но если идти от верхних рангов к нижним, это будет выглядеть так: эстаминиэль, Es’tiee ah Min-Niel – «госпожа всего сущего». Аш-эстиль – «высокая госпожа». Эстиль – ну, здесь все понятно… Далее следуют аш-каэль и каэль, причем пятый ранг звучит на аллийском как «kayel» – буквально «тот, кто твердо стоит на ногах». Приставка «аш» означает «высокий», кстати. Потом идет аш-равейна…

– … и равейна, – закончил он. Я поглядывала на Максимилиана со все большей симпатией: мало кто из знакомых подолгу выдерживал мои лекции по филологии. К тому же князь на этот раз действительно заинтересовался, похоже. – Что, как мы уже выяснили, означает просто «равейна». Но вернемся к заемной силе… к чему ты вела?

Я смущенно кашлянула. Вот уж ушла в сторону от темы…

– В этом вся загвоздка. Мы – равейны. Младшие, любимые дети Изначальных стихий. Проще говоря, равейны вообще не люди. И чем выше ранг, тем меньше в нас человеческого и больше Изначального. Мы – части единого целого, заключенные в человеческие тела и наделенные душой. И вся наша магия – это попытки воздействовать на стихии вокруг нас… Мама говорит, что учиться колдовать – все равно что учиться ходить и говорить – вроде все при тебе, а сразу не получается, – улыбнулась я, вспомнив яростную тираду, которую обрушила на меня однажды Элен. – Но мне больше нравится другое определение. Магия – это дар, одно из проявлений таланта, как поэзия, живопись или танцы. Поэтому так редко мы достигаем высшего ранга, – вздохнула я. – Гениев мало, еще меньше среди них равейн. И…

Запнувшись ногой о камень, я полетела вперед, и только жесткая хватка на локте не позволила мне некрасиво растянуться на асфальте.