– То есть как – сильнее? В смысле, вдвоем?

– Нет, каждый по отдельности. Солнечный яд – это неприятная штука, Найта. Чудо, что я вообще могу раскрыть крылья.

– Но это же было так давно! – ошарашенно воскликнула я. Нет, конечно, у меня всегда было ощущение, что Ксиль «не тянет» на свою репутацию могущественного князя, но сейчас, на контрасте с его кланниками, уязвимость стала болезненно очевидной. – И вроде бы говорили, что ты вылечился…

– Некоторые вещи нельзя вылечить, – без улыбки ответил Максимилиан. – Зато можно сделать вид, что забыл о них. Тогда и другие не догадаются, – заключил он и подмигнул мне заговорщически: – Только не говори никому. Если не те люди узнают о моей слабости, то начнется охота, и никакая репутация не спасет. А так – может, и протяну еще какое-то время.

Я посмотрела на него… и, забравшись на сиденье с ногами, обняла крепко-крепко, как только могла. С силой вжалась в жилистое, жаром пылающее тело, как будто пыталась, удержать, не пустить… Куда?

– Найта?

Он рассеянно провел ладонью по моим волосам. Я упрямо поджала губы.

– Какая редкость – я не могу понять, что чувствует другое существо. Вижу как на ладони, но разобраться не в состоянии.

– Только попробуй «не протянуть», – выдохнула я сквозь зубы. – Ненормальный.

Чуткая ладонь замерла, запутавшись в не чесанных с утра прядях. Пересилив себя, я подняла голову и посмотрела князю в лицо. Он улыбался.

– Я не понимаю, что происходит, Найта… – Ксиль растерянно гладил указательным пальцем у меня за ухом, как щенка или кошку. – Но, кажется, мне это нравится.

Когда штурм начался, я поняла, что рано обрадовалась. Таскаться вместе с группой в качестве тщательно оберегаемого «талисмана» было еще скучнее, чем сидеть в неремонтированном корпусе летнего лагеря и ковырять пальцем ноздреватую штукатурку на стенах. Чем бы ни занимались остальные, меня неизменно оставляли снаружи, на задворках или даже за переулок до опасного места под охраной кого-то из шакаи-ар.

Так было до тех пор, пока мы не оказались перед зданием, знакомым мне до скрипа меловой пыли на зубах.

– Можно с вами? – ухватила я за пышный рукав командующую группой равейну. Та сурово нахмурилась:

– Там не место детям.

Меня захлестнуло отчаяние.

– В школе?

– А это школа? – искренне удивилась она. – Какая мрачная архитектура! Вон та пристройка, с решетками на окнах – это, случаем, не карцер?

– Там садовый инвентарь лежит, – хмуро откликнулась я. – Вы что, правда собираетесь развалить мою школу? Мне туда в сентябре возвращаться, между прочим.

Ксиль рассмеялся и хлопнул меня по спине:

– Маловато энтузиазма, Найта. Неужели не хочешь отомстить всем учителям разом за свои мучения? – Я дернулась, и он поспешил добавить: – Шучу. Мы просто зайдем внутрь и удалим заглушку. Нам нужно было уничтожить одиннадцать штук – эта последняя.

Я вспомнила, где находился пространственный переход в моей школе, и зябко поежилась. Местечко было не самое веселое. А уж какие слухи о нем ходили по школе…

– Вы же не собираетесь ворваться в кабинет директора? – робко спросила я у Ксиля.

Перед глазами как вживую встала монументального сложения дама с седыми волосами и шиньоном-пучком на затылке. Низкий, почти мужской голос ее вызывал ужас не только у младшеклассников, но даже и у выпускников. А уж какая тяжелая была у нее рука! Фамилию директора обычно переиначивали с «Поморски» на «По морде-с» – и, по-моему, это говорило само за себя.

…Никогда не пойму этих шакаи-ар. Чего смешного я сказала на этот раз?

– Она боится директора, – удивленно констатировал князь, резко оборвав смех. – Не побоялась связаться с инквизицией, вступить на Путь королев, надавать тумаков Стражу, но директор, видите ли, ее пугает, – произнес он в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Это другое, – стушевалась я и, обогнав эстиль из нашей группы – то ли Митчелл, то ли Майли по имени, толкнула тяжелую входную дверь.

– Куда! – охнула равейна, устремляясь за мной. – Стой!

– Стою. – Голос у меня от испуга стал хриплым и жалостливым. – И вы стойте. Тут ловушка… наверное.

Из полумрака длинного коридора, где застоялся запах мокрых тряпок, мела и гераней, медленно выступал сложный узор нитей. Узлы багрово пульсировали монструозными сердцами, разгоняя энергию-кровь по путанице «вен». Заклинание казалось живым… и голодным.

Заклинание.

Явно опасное.

В моей школе.

– Так не бывает! – воскликнула я с какой-то детской обидой. – Ну, не бывает, и все!

– Отойди! – коротко приказала мне эстиль, женщина сухая, жилистая и суровая не только внешне, но и характером. Глаза у нее были голубые и водянистые, а взгляд неприятно скользкий – ощущение, будто рыбину в руках держишь. – Я сама справлюсь, под руку не лезь только, неверящая.

И снова меня оттерли назад, «в тыл», как с улыбкой сказал Максимилиан. Я только и могла, что прислушиваться к низкому гудению нитей, когда эстиль – кажется, ее звали все-таки Митчелл – перемалывала заклинания своей силой. Приставленный ко мне кланник, высокий, сутулый и с нервными тонкими губами, только скалился, глядя в потолок и произносил время от времени:

– Так их двое оказалось, гадов…

Или:

– Ну, умен!

А потом обидно дернул меня за косу и потянул к лестнице:

– Перебирай ногами. Давай быстрей, наши справились уже.

Никогда я с такой охотой не шла к директорскому кабинету!

Заглушку инквизиторы прятать не стали. Наглый вызов для равейн и кланников города – металлическая болванка в центре паутинки трещинок на лакированной темно-вишневой столешнице. Бежевое ковровое покрытие было сплошь в пятнах, похожих на мокнущие язвы. Только пятна – и все. Пожалуй, это было страшнее, чем даже трупы.

После того, как пиргит удалили на достаточное расстояние от ключевой точки, Митчелл занялась восстановлением перехода. Я же тихо сидела в сторонке и старалась никому не мешать, чувствуя себя на редкость бесполезной. Шакаи-ар, пользуясь передышкой, затягивали полученные раны, которых было не так уж мало. После детства, проведенного рядом с Дэриэллом, у меня не было предубеждения к виду крови и всему такому, но зато имела место привычка лезть не в свое дело… Поэтому мое внимание неизбежно привлекла травма Берга, тонкого, до черноты загорелого мальчишки, которому на самом деле уже давно стукнуло семь сотен лет. Похоже, он схлопотал пулевое ранение – мягко говоря, необычное: снаряд словно рассыпался крупой, когда достиг кости.

Сначала я просто смотрела, как Максимилиан пытался подцепить металлическую крошку когтями или поступить с ней, как часто делают со змеиным ядом – вытянуть вместе с кровью. Но Берг скулил все жалобнее, закатывая глаза до белой полосы под веками, а толку от такого «лечения» было не видать. Мне в голову лезли всякие дурацкие мысли, вроде того «Что сделал Дэриэлл, если бы увидел такое?» или «Не могла ли пуля быть с начинкой?».

Кажется, я сама не поняла, как с моих губ вдруг слетело твердое:

– Покажи. – А я сама оказалась на коленях рядом с Бергом.

Кланник втянул воздух сквозь зубы и с мукой посмотрел на меня из-под густой, повлажневшей от пота челки.

– Ты целитель? – спросил он хрипловатым, как будто от крика сорванным голосом. Зрачки у него расширились так, что серые глаза стали черными, как полированный оникс.

– Нет, – честно ответила я, приглядываясь к поврежденным тканям. Запах, исходящий от раны был очень и очень знакомым… К счастью. – Но кое-что умею. Учитель попался хороший.

– Твой аллиец? – усмехнулся Максимилиан, отсаживаясь в сторону и вытирая испачканные в крови губы.

– Да, Дэриэлл, – сухо ответила я. – Не отвлекай. Берг, пожалуйста, повернитесь к свету. Ага, вот так…

Довольно быстро я поняла, что главная проблема заключалась вовсе не в металлической крошке. Бездна с ней – с такой-то регенерацией, как у шакаи-ар, Берг и не заметит, как вытолкнет ее наружу. А вот отрава… Инквизиторы явно не были готовы к встрече с шакаи-ар. Чуть повыше сделали бы концентрацию, побольше порции – и даже кланникам пришлось бы несладко.